О чем мечтает женщина в бомбоубежище? Чем руководствуются матери, когда укладывают детей спать c тревогой о том, что завтра может и не наступить? О чем думают женщины, когда, открывая глаза, не знают, чем кормить ребёнка в продолжительной блокаде? Что чувствует женщина, когда прилюдно оскорбляют и угрожают? Как меняются приоритеты для женщины с детьми, которая оказывается беженкой в чужой стране? Их всех объединяет желание мира и стабильности для их детей – Jnews представляет истории женщин, которые живут в разных стадиях конфликта.
Татев – Нагорный Карабах
Татев Азизян, журналист
Затянувшийся на долгие десятилетия конфликт в Нагорном Карабахе заново вошёл в активную фазу в 2020 году. На 44-дневной войне погибло много молодежи как с армянской, так и с азербайджанской стороны. Но и после вопрос Нагорного Карабаха или, как его называют армяне, Арцаха, не закрыт. Население уже девятый месяц в блокаде, люди умирают от голода, нехватки медикаментов и соответствующей помощи. Пока мировое сообщество думает, что делать, жители стоят перед важным для них вызовом – как накормить детей и стариков.
Татаев живет в Степанакерте, у нее 7-летняя дочь.
В первые месяцы блокады у жителей Нагорного Карабаха была еда, лекарства, средства гигиены и главное – надежда. Была надежда, что дорогу откроют хотя бы через месяц, два или три. Однако со временем все стало хуже, особенно им было сложно зимой. Не было еды, газа. Когда отключалось электричество, в домах сразу становилось очень холодно.
“Мерзнет твой ребенок, и ты никак не можешь согреть свое дитя. Сейчас в Арцахе (ред. – Нагорном Карабахе) очереди на все, на хлеб, на сигареты, питание для детей. Люди стали агрессивнее. Это исходит от всего, от психологического давления, от отсутствия продуктов питания. Когда ребенок голодный и просит еду, родители не знают, что делать. Один человек вышел на площадь утром и стрелял в небо, кричал, что его ребенок голодает. Проблема – найти даже сухой хлеб. Как для мамы 7-летней девочки, для меня ужасно то, что утром, когда просыпаюсь, первая мысль о том, что должен кушать мой ребенок, она сама у меня спрашивает: “Что мы сегодня будем кушать?””.
Татев не может понять, как её ребёнок, другие дети в Карабахе и вообще дети могут “удостоиться” такой участи.
“Дети Арцаха не достойны такой судьбы, как и дети всего мира, они достойны жить под мирным небом, получить образование, развиваться, и чтобы их права и безопасность защищались. То, что они переживают физически и психологически, неизбежно оставит свой след в подсознании. Все это они будут помнить всю жизнь”, – рассказывает Татев Азизян.
Нагорный Карабах, 2012 год
Татев, как и многие, во время войны 2020 года уехала в Ереван с дочкой, но тревожно ей было как сейчас, так и тогда.
“И тогда было сложно, как физически, так и морально, психологически, быть далеко и ждать информации о брате, маме… Я считала дни, чтобы этот ад закончился, и я бы могла вернуться. Но, как мы видим, мы зря вернулись обратно. Так как теперь мы стоим перед еще большими, сложными проблемами. Полностью непонятная ситуация, тревога. Мы не знаем, что ожидает нас, страшно. Мы просто живем одним днем. Азербайджанцы находятся в Шуши, Агдаме и на этом блокпосту, мы, мирные жители, не можем пройти этот блокпост. Никакие протесты не помогают, в первую очередь, нас не выпускают русские, так как это опасно для жизни. Не впускают туда и журналистов. Мы не можем знать, что произойдет там. В последний раз продовольствие нам привозил Красный крест 2-3 месяца назад. Их тоже не впускают. Ситуация сейчас очень плохая”.
Татев рассказывает, как в длинных очередях дети теряют сознание, так как им приходится стоять под солнцем несколько часов для того, чтобы 2 хлеба получить. Теряют сознание пожилые люди, беременная женщина потеряла ребенка из-за того, что не было топлива и её не смогли доставить из Мартакерта в Степанакерт, в роддом.
Блокада и голод сыграли свою роль, жители начали задумываться о том, чтобы оставить свои дома, другие же думают о насильственной интеграции и последующих последствиях этого. Мать 7-летней девочки с тревогой ожидает того, чем завершится блокада. Все возможные варианты сильно пугают ее.
“Для меня оба решения этого вопроса ужасны. Они говорят – давайте жить мирно, вместе жить, и все время хотят усыпить нашу бдительность, сделать мягче. Говорят, что они будут хорошо к нам относиться, все будет хорошо, будете гражданами Азербайджана, заживете хорошо, будете посещать вашу церковь, будет ваш язык и т.д. Но я практически уверена, что потом будет очень плохо, потому что они настроены плохо. Но с другой стороны, мы понимаем, что интеграции не избежать, и в итоге мы согласимся от отчаяния. Или будет еще один вариант, нас отсюда просто эвакуируют”.
Дарья – Украина, Донецк
Дарья Яблонская, мать 3-х детей, медик
Стройная женщина привлекала внимание ахалкалакцев. В провинциальном городе Грузии, где друг друга знают все, информация о приезжих распространяется быстро. В окружении 3 рыжеволосых детей она ходила по городу с фотоаппаратом. К этому моменту беженка из Украины в Ахалкалаки уже пережила многое, домогательства, смену квартир несколько раз из-за того, что с ними были кошки и собаки. Все это сопровождалось переживаниями за близких, друзей и мужа, которые остались под бомбежками в находящейся в жесточайшей войне Украине.
“Страшно было за семью, за детей. Картины страшные вырисовывались, спать не могла. Думала, положить детей подальше от окон, чтобы, если прилетит (ред. – снаряд), быть поближе туда к выходу, к несущим стенам, чтобы, если что, суметь выползти. Страшно. Особенно когда самолеты пролетают над домом. Просто цепенеешь. Уехать сперва не думали. Как-то есть надежда, что это все закончиться, не может быть всегда плохо”, – рассказывает Дарья Яблонская.
Донецкая область – заброшенное из-за войны шахтерское село, 2022 год
Поездка и адаптация в Ахалкалаки дались с трудом, но Дарья думала, что приедет муж, и всё станет на свои места. После постоянных обстрелов и ожидания самого страшного, спокойный Ахалкалаки сначала казался спасением.
Во время мобилизации в 2022 году муж Дарьи вырвался из закрытого Донецка, с трудом добрался до Ахалкалаки, к семье, преодолев километровые очереди на границе России с Грузией. Даше стало легче, старший сын пошел в школу, женщина потихоньку адаптировалась к незнакомой для нее среде, но так и не свыклась и не поняла менталитет местных. В добавок, языковой барьер заставил молодую женщину чувствовать себя одинокой.
“Стало неуютно. Хочу поскорее уехать. Я хочу к своим людям, которые для меня понятнее, которых я знаю. Я оценила, насколько прекрасный наш менталитет. Он мне раньше казался каким-то грубоватым. Я не понимала, как хорошо у нас мужчины относятся к женщинам, пока не попала в Грузию. Если раньше для меня в приоритете была безопасность, и я думала, что ради безопасности можно жить, где угодно, то сейчас я понимаю, что безопасность – это одно, но важно и окружение, в котором ты находишься. Тут я даже одна из дома не выхожу, некомфортно от взглядов, некомфортно, что со мной постоянно стараются разговор завести, мне некомфортно от того, как эти разговоры заканчиваются. Мне кажется, принимать гостей легче, чем приходить в гости”.
Недавно Дарья и вся ее многочисленная семья вернулась обратно в Донецк, они так и не смогли адаптироваться в чужой для них стране. В их планах после – уехать в Польшу.
Марина – Абхазия
Имя респондента изменено
Мост, соединяющий село Орсантия Зугдидского муниципалитета с Абхазией
Развитие событий в Нагорном Карабахе показало другую сторону политики геополитических интересов, показало, как легко можно оказаться наедине “со своей” войной, и как легко можно оказаться в качестве “шахматной пешки” в политических играх. Блокада Нагорного Карабаха дала повод для раздумий и в Абхазии, в которой считали, что находятся под защитой России.
“Сейчас у России с Грузией самые лучшие отношения за последние 30 лет, экономическое, политическое сотрудничество, может быть и не напрямую, но видны контакты плотные, взаимные. Есть опасения, что Россия нас сдаст, для того, чтобы получить рыбу покрупнее, чтобы сделать маленькое добро Грузии и заполучить большего союзника, как бы Абхазия маленькая, какая от нас польза?! А вот заполучить огромный рынок, полигон для себя… Россия может решить, что Грузия выгоднее, чем Абхазия. У нас готовятся давать отпор, вместе с тем внутриполитическая ситуация сильно напряженная. Оппозиция и люди настроены на то, что Абхазия независимая страна, видят, что идет очень сильное давление со стороны России”, – говорит Марина.
С первой крупномасштабной войны в Абхазии прошли десятилетия, в памяти как грузин, так и абхазов старшего поколения еще свежи воспоминания, что было до и во время войны. Марина считает, что Грузия политически блокирует Абхазию, но надеется, что военная блокада, как в Нагорном Карабахе, им не грозит.
“Мы совершенно не готовы к блокаде. Но у нас есть такой неофициальный союзник, как Турция, большая турецкая диаспора. Море нам поможет. Я думаю, совсем заблокировать нас невозможно, хотя сейчас другие технологии, абсолютно другое покрытие сигнала GPS. Думаю, армяно-азербайджанский конфликт был гораздо глубокий, там была и религиозная почва, взрыв между армянами и азербайджанцами гораздо серьезный, чем между грузинами и абхазами”, – говорит она.
Мама 2 сыновей – Марина – считает, что ничто не стоит жизни детей, ведь война не обходится без “жертвоприношений”.
“Я не могу говорить за всех женщин, я не хочу ни с кем воевать. Я считаю, что худой мир лучше доброй ссоры. Если есть возможность сохранить мир любым способом, забирайте, пожалуйста, мне ничего не жалко. Я готова как бы на все. Какие-то интересы для меня ничто по сравнению с человеческой жизнью. У меня два сына, и я больше всего на свете хочу, чтобы был мир. И им не пришлось бы ничего защищать. Потому что я считаю, что нет ничего, чтобы отдать за это свою жизнь”, – говорит она.
Тамар – Южная Осетия
Тамар Меаракишвили, гражданская активистка
Тамара – грузинка по национальности, она, как и многие другие грузины, после войны в 2008 году решила остаться дома, в Ленингоре. Она из тех смелых людей, которые не молчат, когда видят несправедливость, ложь и коррупцию. С этими качествами связаны ее проблемы с де факто властями Южной Осетии.
“6 лет исполнилось, как возбудили первое уголовное дело и задержали, уголовное преследование прекратили, а остальное ничего не изменилось абсолютно. С каждым годом все сложнее и сложнее. Когда я сравниваю, первые годы после войны были более свободными, более насыщенными, чем сейчас. Было меньше ограничений. Меня преследуют больше чем 6 лет, 9 лет назад власти уволили меня с работы, сначала предупредили, об этом предупреждении я сразу заявила в интервью, но через месяц полтора все равно уволили. Все это связано с моей гражданской позицией. Я озвучиваю то, что им не нравится. У них есть своя правда, у меня есть своя, основанная на реальности”.
По словам Тамар, в Ленингорском районе примерно 40% грузин. В своем роде они также заблокированы. Находясь рядом с Грузией, они на протяжении 30 дней всего 10 раз могут пересекать административную границу, ограничены ездить к родственникам, а в ее случае – это еще изъятые документы.
“К другим не такое отношение. Преследуют только активных людей. Бывает, что просто увольняют с работы, люди потом или терпят, или через суд восстанавливаются или договариваются. Со мной они не могут договориться, потому что когда была смена власти, мне сразу нынешний спикер парламента сказал: “Тамара, знаешь, мы тебе тоже не дадим работу, потому что все равно ты молчать не будешь о наших недостатках”, а их недостатки, это грубые нарушения закона. Но я не могу молчать ради денег, ради зарплаты”, – говорит она.
Цхинвали, с грузинской стороны
Тамар озвучивает все проблемы в своих социальных сетях, говорит о медицине, о транспорте, о дорогах, о сомнительных смертях жителей и о многом другом. Несмотря на это, у нее есть страх, страх не увидеть больше дочь, которая находится в Тбилиси.
“Я свою дочь не видела год. Она больше не может приезжать, из-за отсутствия документов я тоже не могу поехать. Я иногда шучу, что вообще-то, на их месте, я бы вернула документы, чтобы потом не впустить обратно. Конечно, это тоже допускаю, но это будет сложно. Они не настолько глупы, чтобы потом поднять шум, что не возвращают свою гражданку. Мне уже самой назло им не хочется переехать жить в Тбилиси, хочу жить здесь”.
Четыре женщины, четыре разных конфликта, четыре разных характера, намерений и взглядов, однако всех их объединяет одно – они хотят мира, мира для своих детей, потому что они дали им жизнь не для для того, чтобы дети переживали ужасы войны, блокады, бомбардировок, давления…
