15.11.2024 | Новости
Поменяв местами “победивших” и “побежденных”, Вторая Нагорно-Карабахская война выявила иллюзии и лицемерие, которыми были наполнены господствующие в Армении представления о конфликте. Однако несмотря на это прояснение, между Арменией и Азербайджаном не наблюдается новой динамики отношений.
У меня была монета в 0,20 манат, которую мне подарил друг-азербайджанец около двух лет назад. Я хранила ее в своем кошельке, отдельно от других монет, чтобы ее не было видно, и она не выпала где-нибудь, поставив меня в неловкое положение.
Около двух месяцев назад я взяла такси из центра Еревана к себе домой на окраину города. Когда мы добрались до места назначения, я почувствовала, как что-то выпало из моего кошелька. В машине было темно, и моей первой мыслью было: “ладно, не найду”, но потом я все-таки попросила водителя включить свет. Я посмотрела вниз и увидела азербайджанскую монету. Я схватила ее настолько быстро, насколько могла. Я со страхом посмотрела в глаза водителю — он, конечно, понятия не имел о том, что произошло.
Я подумала о том, что было бы, если бы я не попросила его включить свет. Этот бедный водитель нашел бы азербайджанскую монету на заднем сидении своей машины, и, скорее всего, подумал бы, что какой-то азербайджанец был в Ереване и сел к нему в такси. Возможно, этот азербайджанец, который мог быть шпионом, и вовсе специально оставил монету в его машине…
Несомненно, это было бы логичнее, чем думать, что какая-то армянская девушка хранила у себя азербайджанскую монету, потому что это был подарок от друга. Зачем кому-то в Армении иметь друга-азербайджанца? Это было бы странно в последние три десятилетия, а сейчас – тем более.
Мне все еще трудно осознать, что год назад мы пережили войну. Время от времени воспоминания о прошлом годе стираются, и кажется, что, когда мы говорим о войне, мы все еще имеем в виду 1990-е годы. Мне трудно осознать те изменения, которые война и ее исход внесли в наше общество.
В один день армянское общество, объединенное во время войны как никогда раньше почти абсолютной верой как в своих лидеров, так и в “грядущую победу”, было расколото надвое. Старый нарратив, который поддерживал иллюзии не только вовремя войны, но и в течение предыдущих тридцати лет, претерпел ряд почти фатальных потрясений.
Во-первых, это потрясение от неожиданного, несмотря на признаки, которые присутствовали с первого дня войны и даже раньше, поражения. Затем, спустя некоторое время, произошло осознание многих фактов, которые были скрыты от нас не только во время самой войны, но и в течение последних 30 лет.
Наконец, произошло осознание материальной стороны произошедшего. Потерянные территории, беженцы и, самое главное, те тысячи, которых мы никогда больше не увидим – знакомые, друзья, одноклассники, братья, отцы, сыновья, мужья, любимые.
Разве это не иронично?
Из всех реакций армян на поражение больше всего меня поразила реакция на внезапную “перемену мест”. В течение последних трех десятилетий мы были убеждены, что мы, армяне, мирные люди, и что мы не ненавидим азербайджанцев так сильно, как они ненавидят нас. Мы не стали бы убивать спящего человека только потому, что он азербайджанец, думали мы. Мы просто хотели мира, а они были теми, кто не принимал его.
Но я осознала, что нельзя измерять чувства “победившей” и “проигравшей” стороны одинаково. Даже если бы у азербайджанцев было больше ненависти, это можно было бы объяснить травмой от первой войны в Нагорном Карабахе, потерянными территориями, 700 000-800 000 перемещенными лицами.
Однако наша сторона никогда об этом не думает. Мы никогда не задумывались о том, как выглядело ежегодное празднование “Освобождения Шуши” в глазах другой стороны. Когда мы говорили о том, что азербайджанцы ненавидят нас больше, чем мы их, мы не думали о десятках наших песен и фильмов о победе, о нашем музее победы, о наших учебниках истории и даже об уличном искусстве.
Их ненависть к нам и нежелание мира всегда объяснялись как результат их “варварской и жестокой природы”, в то время как мы – мы были просто теми “бедными людьми”, которые ничего не хотели больше, чем жить в мире.
Я помню человека, который в течение многих лет говорил о том, что азербайджанцы полны ненависти и абсолютно не готовы к миру. Совсем недавно он сказал мне, как иронично то, что некоторые азербайджанцы теперь говорят об открытии границ и нормализации отношений – теперь, когда они получили все, что хотели, и ожидают, что мы согласимся на “мир”, но только на их условиях.
Моей единственной мыслью в ответ на это было: разве мы не делали то же самое? Если “они” не хотели мира, потому что были варварскими и жестокими, то почему нам сейчас так трудно согласиться на мир, который предлагает Азербайджан? Почему мир и нормализация отношений не предполагают справедливость, когда нам это удобно, но мы хотим и мира, и справедливости, когда мы на проигравшей стороне?
Параллельная реальность
До войны “патриотический” нарратив, казалось, господствовал в Армении, хотя альтернативная трактовка, рассказывающая другую историю, все еще сохранялась в небольших компаниях и тихих разговорах на кухне.
После поражения эта вторая трактовка вышла на солнце. С момента окончания войны наблюдается расцвет новых мирных инициатив, нового диалога между странами, зачастую собирая воедино тех, кто никогда прежде не участвовал в миротворчестве.
Глядя на все это, я не могу не задаться вопросом — а что, если бы они существовали до войны?
Что, если бы эти инициативы были выдвинуты во время столкновений в июле 2020 года или даже раньше, что, если бы существовали такого рода инклюзивные, открытые группы с тысячами членов пять или шесть лет назад – была бы война неизбежна?
Хотя, возможно, такое мышление слишком оптимистично. Остановит ли существование таких групп новую войну сейчас, если напряженность снова возрастет? Смогут ли эти группы бороться с некомпетентным управлением или неизмеримой жадностью?
Когда я увидела фотографии азербайджанских школьников, одетых в футболки с лицами погибших солдат и держащих плакаты с надписью “Зангезур, а не Сюник” – имея в виду недавние претензии президента Азербайджана Ильхама Алиева на Сюникскую область Армении, — в моих мыслях было только одно: разве что-то может это остановить?
Тысячи людей погибли во Второй Нагорно-Карабахской войне, и тем, у кого есть власть, очень легко продолжать подпитывать жажду мести между народами. Первая война породила «травмированное» поколение, разве поздно помешать новому поколению унаследовать травму второй войны?
Видя все эти новые инициативы, группы и программы в направлении миротворчества, я так сильно хотела убедить себя в том, что смерть этих людей, каждого из них, была вовсе не напрасной. Я хотела думать, что люди хотя бы сейчас поймут, чего стоил этот конфликт и чего стоила наша ненависть друг к другу.
Я подумала, что, возможно, те, кого мы потеряли в этой войне, будут последними, кто погибнет из-за этого конфликта. Но эта надежда преждевременна. Похоже, мы снова застряли в оковах старого состояния “ни войны, ни мира”, и любой неверный шаг или длительное бездействие могут привести нас к новой катастрофической войне.
Я надеюсь, что мы сможем избежать от всего этого. И в то же время я пытаюсь представить себе день, когда я не буду чувствовать себя преступницей из-за того, что у меня в кошельке есть азербайджанская монета, а вместо этого смогу свободно поехать в Азербайджан и воспользоваться ею.
Автор: Арпи Бекарян
Статья публикуется в рамках партнерства по обмену контентом с OC Media. Вы можете прочитать оригинал на английском языке здесь.
